(О молодежных общениях шестидесятых годов)
Я благодарю Господа, что годы моего отрочества и юности выпали на время пробуждения в баптистских общинах, когда наши отцы стремились восстановить в церкви евангельские принципы служения.
В памяти еще свежи картины детства: мы с братом со слезами просим маму взять нас с собой на собрание. Но она не может исполнить нашу просьбу, потому что пожилые члены церкви говорят ей, что из-за ее детей у общины заберут дом молитвы, и где тогда проводить богослужения? Мама закрывает нас на замок и с тяжелым сердцем уходит. А мы начинаем играть в собрание. Брат – и проповедник, и регент, я – хористка. Конечно, нас хватает ненадолго, и мы начинаем придумывать другие игры, так что к моменту возвращения мамы от наведенного в субботу порядка в доме мало что остается.
Или другая картина. Я с папой пришла на вечернее собрание и села сзади среди старушек. Вдруг со своего места поднимается пресвитер-старец, подходит ближе к задним рядам и начинает кричать: «Маруська, выходи! Маруська, выходи!»
Но потом стало все по-другому: нас не только берут с собой на богослужения, но предоставляют нам передние лавочки. Нам не надо больше прятаться среди старушек, мы можем сидеть с ровесниками. Мы сидим, боясь шелохнуться, и внимательно слушаем. Правда, нам не все понятно в проповедях. И все же присутствовать на богослужениях вместе с родителями и даже участвовать – для нас праздник.
Таким я помню начало. А потом дети подошли к служителям и стали просить, чтобы для них сделали специальные, «наши», детские собрания. И служители исполнили наше желание. Тогда детей еще не делили на группы по возрастам, не было и никаких наглядных пособий, но были любящие Бога и нас братья и сестры, которые доступно объясняли нам евангельские истины, читали рассказы. Эти рассказы собирали где только могли и переписывали по ночам от руки в тетради.
И еще теперь было много общения с верующими из других городов. Помню, как мы ездили на праздник Троицы в Прокопьевск. Общение проходило в лесу. На этом общении молодая сестра Нина рассказывала стихотворение «Христианская жизнь». И кто бы позже его ни рассказывал, у меня в памяти всегда оживал ее голос, интонация, убежденность, с которой она говорила: «Нет, скажу вам совсем откровенно: христианская жизнь – хороша!» В перерыве эта сестра оказала нам, приезжим детям и подросткам, особое внимание: она собрала нас вокруг себя, познакомилась с нами и очень интересно что-то рассказывала.
Бывало, что и в нашу церковь приезжали группы подростков и детей, например, из Абакана, и у нас проходили радостные общения в лесу.
Прошло немного времени, и в нашей церкви началось пробуждение среди детей и подростков, в конце лета – начале осени 1964 года почти все подростки покаялись. А на зимних каникулах к нам, в Осинники, приехала группа детей и подростков из Новосибирска. Ехали они поездом целую ночь. В те годы еще не было развито автобусное сообщение, у верующих не было личных автомобилей, да и вообще легковые машины встречались довольно редко. И конечно, не было хороших асфальтированных дорог. Но не сама поездка на поезде и созерцание красоты гор юга Кузбасса была главной целью: сестра Валя, которая занималась с этой группой, да и родители детей очень желали, чтобы все они покаялись. И Бог услышал их молитвы. Когда они уезжали из Осинников, сестра Валя подарила каждому покаявшемуся комнатный термометр с пожеланием, чтобы их любовь к Господу не охладевала. А немного позже мы узнали, что одного из мальчиков, приезжавших к нам, сбила машина, и его не стало. Как хорошо, что он успел примириться с Богом!
Так произошло наше знакомство с новосибирскими подростками, которое переросло в многолетнюю дружбу.
Примерно в это же время начали проводить большие молодежные общения. Их называли молодежными, но присутствовали на них и подростки, и верующие зрелого возраста. Съезжались на общения христиане от Урала до Дальнего Востока, поэтому самым удобным местом для их проведения был Новосибирск, а самым удобным временем – дни советских праздников 1 Мая (День международной солидарности трудящихся) и 7 Ноября (День Великой Октябрьской социалистической революции). В такие праздники давали по два выходных. По всей стране проходили так называемые демонстрации трудящихся. В них обязывали участвовать и школьников, и учащихся разных учебных заведений, и работников всех предприятий, и военнослужащих. Люди колоннами шли к центральной площади города или района. Многие несли в руках искусственные цветы, шары, на одежде развевались цветные ленты. Шли с песнями и плясками под гармонь. Над головами виднелись красные транспаранты с надписями: «Слава труду!», «Слава Центральному Комитету Коммунистической партии!», «Ленин жил. Ленин жив. Ленин будет жить» и тому подобными лозунгами. С трибуны звучали аналогичные призывы, в ответ на которые народ кричал «ура!».
Искренне любящие Господа верующие и их дети не могли участвовать в таких мероприятиях, потому что славы достоин один только Бог, и Он не дает ее другим, а на демонстрациях прославляли безбожных людей и их идеи. За неявку на демонстрацию без уважительной причины могли поставить неудовлетворительную оценку по поведению, отчислить из учебного заведения, лишить премии или понизить в должности на работе. Несмотря на все это, христианская молодежь туда не ходила, а съезжалась из разных городов и сел, чтобы вместе прославить Господа.
Мы, проживающие на юге Кузбасса, ехали в Новосибирск все одним поездом. Формировался он в Новокузнецке и шел через Прокопьевск, Киселевск, Белово, и на каждой станции вагоны заполнялись христианской молодежью, так что к концу пути нас оказывалось человек сто пятьдесят – двести. Билеты купить было трудно, потому что в праздничные дни многие желали куда-то съездить. Администрация железной дороги формировала в такие дни дополнительные составы, в основном из общих вагонов. А это значило, что спать смогут только те счастливчики, кому достанется вторая или третья полка, внизу всем придется целую ночь сидеть, плотно прижавшись друг к другу. Иногда в качестве общих использовали купейные вагоны. В купе, рассчитанном на четверых, нас ехало шестнадцать и больше человек. Сидели и на вторых полках, а лежали – на багажных. Но это нас не смущало – ведь мы ехали на общение! На обратном пути тоже не отдыхали, если даже и была возможность,– настолько были переполнены впечатлениями, что спать не хотелось. Часто в поезде пели, это было своего рода благовестием, хотя находились пассажиры, которые возмущались и могли вызвать милицию.
По прибытии в Новосибирск нужно было ехать на трамвае до остановки «Радиотехникум» и идти до переулка Поселкового, где находился молитвенный дом. Но иногда поезд прибывал не рано утром, по расписанию, а чуть позже, и городской транспорт в связи с демонстрацией уже не ходил. Тогда мы шли в молитвенный дом пешком. Это была удивительная картина – навстречу демонстрантам, идущим с шарами и транспарантами, шла колонна христианской молодежи! Мы шли против течения, как писал в одном из своих стихотворений Николай Мельников: «Мы же воздвигнем течение встречное против течения!»
Каждое из общений, которые тогда часто называли слётом молодежи, оставило в моей душе глубокий след.
Первым таким общением, на которое нас, подростков, взяли с собой, была встреча Нового 1966 года. Тогда я впервые услышала гимн:
Жить для Иисуса, с Ним умирать,
Лучшую долю можно ль желать?!
Стоит смиряться, стоит бороться,
Стоит за это жизнь всю отдать.
С каким вдохновением мы его пели потом на каждом общении! Пели, когда приходили сотрудники милиции и разгоняли наши богослужения. Пели, когда арестовывали наших братьев и сестер, пели, когда их сажали в «воронки» и на годы увозили от нас, пели в залах суда. Пели на вокзалах, когда провожали братьев в армию или друзей «в далекую разлуку». Этот гимн и сегодня вдохновляет многих на верное служение Иисусу.
На том общении присутствовал молодой брат из Одессы, бывший узник Иосиф Бондаренко. Вечером было хорошее призывное собрание, но никто не вышел для покаяния. Первого января все поехали на станцию Инская в молитвенный дом зарегистрированной общины. Пел сводный хор, нашим братьям дали возможность проповедовать, и было много покаяний. Казалось, что мы находимся уже не в этом мире. Собрание затянулось, и нас стали торопить освободить помещение, потому что должно было начинаться богослужение немецкой общины. Пока мы добрались до дома молитвы у радиотехникума, было уже темно. Братья быстро поставили столы. Вскоре на них появились ведра с водой, коробки сахара-рафинада и нарезанные батоны. При благословении Господнем вкусили трапезу и продолжили общение. Потом снова накрыли столы: отварной картофель, соленые огурцы, хлеб, чай и сахар. Кажется, вкуснее мы на праздниках еще никогда ничего не ели.
Новосибирской церкви непросто было принимать столько гостей – на общениях бывало по восемьсот и более человек. Но члены церкви были очень гостеприимны, и никто из приехавших не оставался без ночлега. Правда, кому-то приходилось ехать на другой конец города. Принимали гостей и многодетные семьи, и старушки в своих комнатах в коммунальной квартире с соседями, где на всех была одна кухня и один санузел. Спали обычно на полу, тесно прижавшись друг к другу. Если одному нужно было повернуться на другой бок, то поворачиваться приходилось всем. Под головы вместо подушек, которых у хозяев на всех не хватало, шли фуфайки, половики, а порой и мешочки с крупой или лапшой. Да и матрацев с одеялами не всегда хватало, и укрывались своими пальто. Утром нужно было пораньше встать, чтобы не из последних приехать в дом молитвы, иначе придется в него втискиваться и ничего не будет видно. Но всех этих неудобств мы совсем не замечали.
В молитвенном доме в такие дни скамейки стояли только вдоль стен, и то на них чаще всего не сидели, а стояли. Было настолько тесно, что для того, чтобы выйти на середину зала для покаяния, нужно было действительно применить силу и растолкать впередистоящих. Кафедр тогда не было. В центре зала стоял стол, за которым располагались служители и проповедники. Стихи и пение звучали с того места, где кто стоял, пройти в центр не было возможности. Пианино тоже не было, общее и хоровое пение не сопровождалось игрой на музыкальных инструментах. Безошибочно начинал и вел пение Петр Степанович Горбачев, обладавший мощным голосом.
В те годы церкви не располагали усиливающей или записывающей аппаратурой. Мы вооружались ручками и блокнотами и конспектировали весь ход общения. Старались запомнить, из какого города была молодежь, которая рассказывала понравившееся нам стихотворение или пела новую песню, а в перерыве спешили к ним, знакомились и переписывали слова, кто-то заучивал мелодию. Так, на одном из общений молодежь из села Солнцевка Омской области исполнила песню «У креста хочу стоять». Мы слышали ее впервые и поспешили выучить. Уже позже этот гимн вошел в сборник «Песнь возрождения». Рассказывать стихи или проповедовать нужно было громко, чтобы все слышали. Слушатели же вели себя очень тихо, не желая что-либо пропустить. А богослужения длились иногда по пять, а то и шесть часов.
Многие из тех подростков, кто тогда просто рассказывал стихи, спустя десятилетия стали благовестниками и служителями и сами проводили и до сих пор проводят молодежные общения, которые приносят много благословений присутствующим.
В те годы братья из других объединений приезжали на общения очень редко, в основном все служители находились в неволе, а остававшимся на свободе хватало труда на месте. Нашим самым желанным гостем был Павел Фролович Захаров, ответственный за Сибирское объединение. Когда Господь отозвал его, на смену встал Корней Корнеевич Крекер. А спустя несколько лет – Давид Андреевич Пивнёв и Борис Яковлевич Шмидт. Это были два друга, совершенно не похожие между собой. Первый проповедовал с чувством, проповедь его изобиловала примерами, дышала теплотой. До сих пор помню проповедь о бесплодной смоковнице, как виноградарь уговорил хозяина оставить ее еще на один год.
«Может быть, это я та смоковница, и мне дан срок еще только на один год?» – думала я, слушая эту проповедь.
Второй же проповедовал очень четко, по пунктам, в основном без примеров, но темы были очень содержательными, емкими. Его проповеди легко конспектировались, они хорошо запоминались. В памяти отложилась проповедь о городах-убежищах для убийц. Убийца туда бежал, а не шел, разглядывая красоту окружающей природы, иначе его мог настигнуть мститель за кровь. Так и грешнику нужно бежать к Христу, а не оглядываться на предлагаемые этим миром прелести.
На одном из первых общений прозвучал гимн на стихи Николая Петровича Храпова «Привет вам, Христово цветущее племя». Он стал любимым гимном нашего поколения. На молодежных общениях наши сердца действительно бились в «биенье одном на груди у Христа». Но реальность представала и в других словах: «А завтра, быть может, кого и поднимут толпой разъяренной на древо креста». На той встрече Нового года с нами был Павел Фролович, а уже в мае его арестовали и на три года разлучили с народом Божьим. Через год оказался в неволе Дмитрий Васильевич Миняков. И так на каждом общении кого-то из братьев уже не было с нами.
На одном из общений свидетельствовала о своей жизни в узах молодая сестра из Канска Валентина Богдан. Будучи комсомолкой, она впервые попала на многолюдное собрание верующих в октябре 1965 года в Новосибирске, когда церковь отмечала праздник Жатвы и одновременно совершалось освящение дома молитвы. Там она искренне обратилась к Господу, а спустя три года, когда ей еще не исполнилось двадцати лет, ее осудили вместе с Николаем Мельниковым за то, что печатали литературу на гектографе. После двух лет неволи она призывала молодежь не только петь слова любимого гимна, но и готовиться к их осуществлению в своей жизни.
В другой раз возле стола позади служителей стоял исхудалый, с короткой стрижкой брат. Все собрание по его щекам текли слезы. Мы между собой решили: наверное, это недавно освободившийся узник. Проповедовал он последним. Прочитал несколько слов из шестого стиха девятой главы Деяний Апостолов: «…что повелишь мне делать?» Говорил о том, что у нас часто возникает вопрос: что делать? Мы мечемся, обращаемся к тому или другому человеку, ища совета, и не находим правильного решения. Потом он прочитал этот текст еще раз: «Господи! что повелишь мне делать?» Вот к Кому нужно обратить этот вопрос. Проповедь была очень сильной и вызвала много покаяний. Говорил ее Алексей Тимофеевич Козорезов из Омска, он действительно только недавно освободился из трехлетнего заключения.
Но самым памятным для меня общением осталось то, на котором Господь подарил мне новое сердце. Проходило оно 7–8 ноября 1968 года. Было мне тогда шестнадцать лет. Когда-то в двенадцать лет я покаялась вместе со всеми нашими подростками, но со временем радость из сердца исчезла. Я стала замечать, что я все такая же упрямая и непослушная, как и до покаяния. Смотрела на своих подруг – они другие, они уже и крещение приняли. А я?! В таком состоянии я не могла вступать в завет с Господом. Но как выйти из этого состояния?
Я втайне много плакала и молилась, чтобы Господь открыл мне, в чем дело. Читая Евангелие и другую доступную тогда литературу, которой было немного, я пришла к выводу, что у меня нет возрождения. Стала молиться о том, чтобы Бог сотворил во мне новое сердце.
Я училась в техникуме. В тот предпраздничный день мне нужно было после занятий попасть домой, чтобы переодеться, взять необходимые вещи и ехать на общение. Городской транспорт в этот день ходил из ряда вон плохо. Целый час прождав автобус, я с трудом в него втиснулась. Два часа ушло на дорогу, и, когда приехала на вокзал, уже шла посадка на поезд. Я побежала на платформу, а состав вот-вот отправится. В первом попавшемся вагоне я уговорила проводников пустить меня пройти по вагонам, чтобы найти своих попутчиков, которые к тому же должны были купить мне билет. Прошла по составу в один конец и никого не нашла. Села в последнем вагоне и думаю, что делать дальше. Следующая станция Прокопьевск. Проводница предупредила, чтобы я покинула вагон. Попытаться купить билет в Прокопьевске? Но около касс битва, желающих ехать много. Поздний вечер, домой мне уже ни на чем не вернуться, придется ночевать на вокзале.
С такими переживаниями бегу вдоль состава. И вдруг меня останавливает сестра из Междуреченска:
– Ты куда?
Я объяснила ей свою ситуацию.
– Ваша молодежь уехала дополнительным поездом,– сказала мне она,– он ушел раньше. Здесь ты билет не купишь, их просто нет. Пойдем в наш вагон, нас там много. Когда пойдет ревизор, мы подадим ему сразу все билеты, и, может быть, он не обратит на тебя внимания и не высадит.
Так я оказалась в общем вагоне. Меня спрятали на третьей багажной полке. Обычно ревизоры часто проверяли билеты, а в эту ночь прошли только один раз и меня не обнаружили. Конечно, мы все очень об этом молились.
Утром мы пришли в молитвенный дом не первыми, там уже находилась молодежь из Алтайского края. С приходом каждой новой партии братьев и сестер в зале становилось все теснее. И вот началось богослужение. Если до этого всегда проповедовали братья зрелого возраста, то в этот раз на первом собрании говорили слово молодые проповедники – десятиклассники, мои ровесники. Одно это уже коснулось моего сердца. А потом к столу вышел Петр Степанович Кузнецов из Томска. Он был пламенным проповедником. Не помню текст Писания, который он читал, но говорил он об огне, о Духе Святом, о том, чтобы огонь Божий горел в наших сердцах. Это было и моим желанием, об этом я молилась. И Бог ответил, домой я возвращалась с новым сердцем, с огнем в груди.
Только на обратном пути я поняла, что это враг души чинил мне столько препятствий, лишь бы я не попала на общение и не приобрела спасение. Но ради того, что я теперь имела, стоило все пережить. Деньги за стоимость билета в той поездке, что мне пришлось проехать «зайцем», я положила потом в церковную кассу.
В 1970 году дом молитвы по переулку Поселковому в Новосибирске был конфискован, и молодежные общения какое-то время не проводили.
Как мы тосковали по ним в праздничные дни! В ноябре 1972 года общение прошло в доме Василия Емельяновича Жеребненко, для чего он разобрал все перегородки. На том общении были гости из Прибалтики. Когда семья Владимира Шульца посвятила свой дом для проведения богослужений, общения стали проходить на улице Севастопольской. Иногда казалось, что веранда, в которой собралась молодежь, не выдержит и уйдет в подвал, так много съезжалось людей.
Несколько общений прошло в городе Анжеро-Судженске. Поезд с юга Кузбасса прибывал в Анжерку ночью, и вся молодежь шла шесть километров в район 2-й шахты.
Однажды мы, несколько человек из Осинников, оказались в одном вагоне, а остальные в другом. Сначала мы беседовали между собой, потом начали тихонько петь. Мимо нас прошел проводник – раз, другой. Потом появился милиционер и потребовал у нас документы. В то время билеты на поезд продавали без паспорта, и документов у нас с собой не оказалось. На станции Тайга нас сняли с поезда и повели в отделение милиции для выяснения личности. Поезд ушел, никто из друзей не знал, что с нами приключилось, никто за нас не молился. Но больше всего нас тревожило, что, узнав по билетам, куда мы едем, власти могут разогнать общение. В отделении работники звонили в паспортный стол по месту жительства каждого из нас, выясняли, действительно ли такие проживают там-то, спрашивали, где работаем или учимся. После этого нас отпустили. Ночь мы коротали на вокзале, а первой электричкой поехали в Анжерку. Как только появились руководящие братья, мы рассказали им о своих опасениях. Но Борис Яковлевич успокоил нас, что мы ни в чем не виноваты, и Господь все устроит и всех сохранит.
А наши друзья, выйдя из поезда и не обнаружив нас, решили, что мы просто проспали станцию, и совсем о нас не беспокоились. Слава Богу, общение прошло спокойно, никто не помешал.
Несколько общений по приглашению служителя Новокузнецкой зарегистрированной общины прошло в их помещении. Когда автономно зарегистрировалась Прокопьевская городская церковь и приобрела молитвенный дом, молодежные общения стали проходить там. Каждое из них имело свою особенность, каждое благословлял Бог. Но это уже более поздняя история.
М. Янц